Боль – вот что он знал все последнее время. Еле-еле перебирая ногами и взбираясь на гору, израненный мужчина изо всех сил зажимал кровоточащие гноящиеся раны. Он не помнил своего имени, не хотел вспоминать, хотя оно эхом отдавалось в ушах криками его жертв. Чужая кровь не смывалась с его рук уже очень давно, запекаясь под ногтями и продолжая пахнуть железом.
Нога соскользнула по камню, и мужчина упал, расшибив в мясо колено. Кость была раздроблена, но он издал лишь вой раненого зверя, теперь продолжая ползти. Зверь… а ведь он оборотень. Страшный, сильный, чудовищный… по крайнем мере, был им до этого проклятия.
Уйти в эти горы посоветовала ему рыжеволосая колдунья - эльфийка. Отщепенка, она покинула своих лесных братьев и сестер, чтобы последовать за ним, за тем, чью красоту когда-то боготворила. Он думал, что девушка сбежит, как только увидит его истинную натуру, но она оказалась не из слабонервных. На ее глазах он любил других женщин, а позже, кажется, и насиловал. Когда же эта темная сторона так прочно захватила над ним власть, разъедая изнутри?
Все начало меняться, когда гниль, распространившаяся по душе, начала вылезать и на теле. Страшные кровоточащие болезненные гнойники изводили его, тогда еще божественно красивого, день и ночь. Лишь в обличии зверя они не донимали его болью, зато обращаясь, он окончательно терял разум. Скольких он просто так рвал на куски? А скольких обманывал и использовал, будучи человеком? О, Темный маг, если бы ты видел труды твоих стараний!
Твое проклятие уничтожило мою душу, а вместе с ней и сотни других.
Если бы он мог все вернуть, он бы отказался от злостного дара, от кошмарных порабощающих сил.
Наконец-то он увидел нечто наподобие пещеры. Раненным зверем, он с трудом забрался в нее и забился в угол готовый умереть. Только вот несчастье! Он бессмертен.  Вот ирония, он бессмертен! А тот, кто навеки проклял его, уже как тридцать лет разлагается в могиле. Заживо. Да, он жестоко отомстил. Его обидчик тоже бессмертен, только тело его не вечно, вот в чем беда.
Он глянул на кровоточащее колено и зло взвыл. Больно. Чтобы забыть боль стоило лишь стать зверем и навсегда отдаться власти убийств, окончательно теряя разум и приобретая силу. Но он почему-то все еще цеплялся за остатки своей личности и разума. Почему? Неужели он испытал… Раскаяние? Нет, такое могло произойти с кем угодно, но не с ним. Он никогда не знал раскаяния.
Было холодно. Костер разжечь так и не довелось. Зачем эльфийка послала его сюда? Что она увидела в своих видениях? Лишь бы за ним не последовали убийцы и наемники. Ведь пока он добирался сюда, кажется, была разорена пара деревень. Им же. На этот раз не нарочно и даже не по велению злой магии, а от страха. Он… Нет, у него должно быть имя. Но не то, не то, которое так хорошо знают все! Нет.. Оно должно кануть в памяти… Он будет… Он умрет как…Шаман.
Шаман, который проклял сам себя сильнее, чем темный маг, даровавший ему эту силу. Шаман, который добравшись до могущественного артефакта, вместо того, чтобы взять его, увидев себя в его отражении, сказал те самые роковые слова:
- Будь ты проклят, старый дьявол!
Нет проклятия сильнее, чем то, которое ты наложил сам на себя. Шаман с того дня стал разлагаться заживо. Оставалось лишь либо взять артефакт, либо обратиться в зверя навсегда и спастись от этой боли… Но он не захотел. Он принял решение взойти на свою голгофу боли во имя искупление грехов! Красиво? Да нет, конечно, это просто напускной пафос. Уж кто, а Шаман точно знал, что до его боли нет дела ни богам, ни демонам, ни его жертвам. Он лишь мелкая тварь и своими гнойниками, вонью и соплями, он не искупит даже то, что когда-то раздавил бабочку в лесу.  Но иногда так хотелось быть пафосным и красноречивым как в старые добрые… Молодость! Он мог быть пафосным. У кого есть сила, тот может позволить себе все.
Лишь бы сюда не забрались охотники… Тогда придется их убить. И стать зверем. И навсегда кануть в безумие и тьму. Нет. Он подохнет сам, в одиночестве, от своих гнойников. Голгофа боли… да… пафос, как в молодости… И ее рыжие волосы. Он ненавидел рыжих, если честно. И ее никогда не любил.